игуменья Староладожского Успенского монастыря
Страница: 2/5
2 февраля 1779 года монахиня Евпраксия была посвящена преосвященным Гавриилом, архиепископом Новгородским и Санкт-Петербургским в сан игуменьи Успенской обители в Благовещенской церкви Александро-Невской Лавры, а игуменья Александра (Шубина) была переведена в Новгородский Сырков монастырь. Таким образом Евпраксия была посвящена в сан игуменьи на сорок пятом году своей жизни, на двадцать первом году пребывания в монастыре, и на втором году по пострижении.
Образ жизни и подвигов ее должен был измениться, но стремление души ее к Богу не ослабевало. Преданная попечениям нового своего звания, боголюбивая Евпраксия вступила в действительное служение Пресвятой Предстательнице смиренной ее обители, по бывшему предречению.
Число подвизавшихся в монастыре почти постоянно ограничивалось двадцатью сестрами, из которых всегда составлялся полный штат (17) монахинь, кроме двух-трех послушниц. Евпраксия была разборчива в приеме нововступающих и неохотно принимала всякую приходящую (особенно из молодых), избегая неприятных, или неудовлетворительных последствий необдуманного, либо вынужденного обстоятельствами вступления. Впоследствии, по обретенной уже ею свыше благодати, она каждой приходящей в ее обитель, или прибегающей к ее совету, точно нарекала приличный выбор жизни и проницательно усматривала свойства и расположение ее души. Общий образ жительства в ее обители заключался во внимательном стоянии в церкви на всех богослужениях, которые всегда исполнялись благоговейно и чинно, — в чтении псалтири по усопшим, и в послушании, правильно разделяемом между сестрами.
Сама игумения никогда не имела более одной, особой келейной, хотя впоследствии в ее келии помещалось до девяти неимущих монахинь.
Евпраксия не изменяла древнего устава монастыря, который никогда не был общежительным, и всегда более подходил к отшельническому или скитскому роду жительства. По большей части, сестры жили в согласии, то есть, по две келии. Молодых игумения всегда поручала старицам, не позволяя никоторой жить без руководства, на своей воле.
Милосердие Божие неусыпную попечительность Евпраксия венчало преуспеянием сестер в благочестии: многие из них были строгими подвижницами, некоторые сподоблялись утешительного извещения о их кончине и предузнавали ее приближение.
Распрям, молвам, суетным дружествам, ради угощения, вредным союзам, не было место в ее обители. Каждая сестра, по силе своей, подвизалась нелицемерно о своем спасении, имея себе зерцалом внимательную и труженическую жизнь матери настоятельницы, которая неуклонно назидала их словом и делом. Евпраксия искренно любила их всех, как истинная мать – детей своих, и вникала всегда во всякую их нужду, помогая душам их утешением или полезным обличением, и стараясь по возможности их облегчать недостатки в потребностях содержания.
Она чрезвычайно любила благолепие церкви, всегда заботилась об освещении ее при службе, не допуская никогда зажигать пред иконами обгорелых свечей, или огарков, и вообще строго соблюдала всякий порядок, почитая отсутствие благолепия и беспорядок в церкви, как внешний, так и внутренний, за святотатственный поступок против Богопочитания.
И, не смотря на то, что ни сестер не обременяла она сбором, ни сама не прибегала ни к каким исканиям прибытков, — обитель ее не оскудевала в средствах, необходимых к умеренному и простому роду жизни того времени, и церковь всегда сияла чистотою, порядком и приличным освещением не только в праздничные торжества, в которых всегда горела люстра, но и в повседневные службы.
В торжественные дни годовых или храмовых праздников, в обитель стекалось много духовенства из окрестностей, на соборное служение; а в праздник Успения Богородицы, посещали ее архимандриты из Невского монастыря, по назначению самого митрополита, из личного уважения к достойной настоятельнице. Смиренная Евпраксия встречала их колокольным звоном, и сама исполняла это служение своими руками; потом сходила с колокольни приветствовать священных гостей, с поклоном до земли, как бы приемля в лице их собранных Богом к честному Успению святых апостолов.
Неоднократно, по вере ее, являлась ей чудесная помощь Божия в случае недостатков или затруднительных обстоятельств. При оскудении церковных потребностей неожиданно посылалось в обитель довольное приношение всего нужного, часто от неизвестных лиц, из самой столицы, где скоро имя Евпраксии сделалось известным и привлекло к ней много почтенных особ, как светских, так и духовных. Она была лично уважаема многими достойнейшими архипастырями и архимандритами своего времени. Архимандрит Феофан Новоезерский, Назарий Валаамский, Федор Ушаков, известный основатель Санаксарской пустыни, особенно уважали ее, имели всегда с нею духовное общение и называли ее своею сестрою.
Милостыню, получаемую от Христолюбивых дателей и благочестивых помещиков, разделяла она сестрам поровну, имея с ними одинаковую долю, не как начальница, а как одна из них. Милостыня эта, по большей части, состояла в разных запасах, а иногда в белье и деньгах. При получении такого приношения, Евпраксия призывала всех монахинь, и, не отлагая времени, делила между ними полученное.
Часто рыбаки, отправляясь на лов, приходили к ней заблаговременно, прося ее благословения, и потом, по благополучном возвращении, приносили ей от усердия значительную часть своего лова, или закидывали на ее долю особую тоню, и добывали неимоверное количество рыбы, которую она немедленно разделяла между сестрами; а при меньшем лове, не оставляла для себя ни одной рыбы, деля сестрам по половине: так-то была она точна в справедливости, и любила во всем предпочитать пользу сестер своей собственной. Свидетельницею такого чудного лова раз была одна именитая Тверская помещица, посетившая Ладожскую обитель, собственно из уважения к достохвальной ее настоятельнице, по слухам о ее подвигах, достигшим самой Москвы.
Больные, немощные, умирающие сестры, пользовались особенным ее вниманием и услугами. Когда же смерть похищала одну из среды их, - Евпраксия имела обычай поручать казначее или старшей монахине – издерживать оставшиеся в келии умершей, запасы, в течение всего сорокоуста, на принятие причта, сестер и нищих, а деньгами, если находились, уплачивать за церковное поминовение и чтение псалтири; потом в сороковой день призывала всех сестер в келию покойной, и разделяла им все имущество, на поминовение души усопшей, или просто предлагала взять, из вещей и одежды то, что каждой более было нужно, не удерживая за собой ни одной даже сущей безделушки, и сама никогда не участвовала в поминках. Келия оставалась свободной до вступления нового лица, которому отдавалась или без платы, или с незначительным взносом, - смотря по средствам, - в общую казну обители, которую она, в урочное время, также разделяла сестрам, вскрывая кружку в полном их собрании; а свечную сумму употребляла на все необходимые расходы монастыря.
Инокини, имевшие достаток и привыкшие в мире к удобствам жизни, могли строить келии свои по своим способам и обычаю; но вообще в их собрании сохранялась простота, во всех оттенках жизни. У самой игумении никогда не бывало пиршественных столов, или изысканного угощения. При недостатке запасов к угощению именитых гостей, ей иногда помогало усердие соседнего помещика, сад которого осеняет и поныне стены монастыря, прилегая к самой его ограде. Внимательность благочестивых соседей неожиданно, без заботы Евпраксии, устраивала приличный завтрак, который приносился готовый на подносе, в настоятельскую келию.
Промысл Божий всегда обильно снабжает всем необходимым тех, кто беспопечительно уповает на Него Единого, и самым чудесным образом содействует благим начинаниям верующих. Стараясь о благоустройстве своей обители, Евпраксия употребляла все возможные средства на украшение храма. Начав постройку колокольни и не имея сбора по городам, для умножения своих доходов, она была поражена неутешно скорбию в недостатке денег, необходимых для начатого дела. Это затруднение повергло ее едва не в уныние: столько Бог попустил подвижнице опечалиться и отягчиться заботою! В сокрушении своем она призвала к себе любимую свою монахиню Елпидифору , и сообщила ей искренно всю горечь неутешной своей печали. После многих увещаний и старания ободрить унывающую, монахиня Елпидифора, одушевившись силою веры и надежды на заступление Матери Божией, предложила игумении провести ночь на молитве вместе. Евпраксия затворилась в особой келийке и, утомленная бдением и слезными молениями, к утру погрузилась в тонкий сон и увидела пред собою окруженную сиянием, прекрасную девицу, в венце на голове и с жезлом в руках, которым она с тихостию погрозила ей и сказала: «Ты забыла, что мне поручено управление твоей обители, о которой я пекусь более тебя, и что ты служишь мне одною палочкой. О чем ты столько заботилась? Отложи печаль и будь спокойна» - Евпраксия в явившейся узнала святую великомученицу Варвару, икона которой находилась в верхнем приделе во имя святой.
Опомнившись от видения, Евпраксия поспешила выйти к сомолитвеннице своей, Елпидифоре, которая также провела всю ночь в прилежной молитве, испрашивая утешения своей матери. Елпидифора встретила ее донесением о прибытии в монастырь знакомой помещицы, госпожи Желтухиной, которая желает немедленно говорить с настоятельницей. Посетительница подала Евпраксии пакет с деньгами, именно на сумму, какой не доставало для окончания постройки, и рассказала обеим старицам о принятом ею во сне повелении от св. великомученицы Варвары, - вручить игумении Успенского монастыря суму денег, издавна отложенную ею на благочестивое употребление.